HolokaustХолокост
Holocaust
Holokaust
..............
… Актер театра «Эстония» Харри Парис и его жена Кейла Парис, посоветовавшись друг с другом, решили, что Кейле, еврейке по национальности, не стоит идти регистрироваться в полицию. Это произошло вскоре после того, как в конце августа 1941 г. немецкие оккупанты захватили берег Финского залива.
..............
Харри Парис с женой Кейлой жили дружно. Муж был известен как одаренный актер театра «Эстония», а жена – как шляпница. Харри пришел в театр «Эстония» в 1921 г. Здесь он создал целую галерею прекрасных образов. У него были выдающиеся партнеры – Паул Пинна и Антс Лаутер, Альберт Юксип и Лийна Рейман, Хуго Лаур и Каарел Карм… В 1932 г. руководство театра отметило 25-летие творческой деятельности Харри Париса. Хуго Раудсепп написал тогда юбиляру – «Благодарю Вас за выдающиеся заслуги в участии в моих пьесах в театре «Эстония». Актера поздравили с юбилеем Марие Ундер, многие почитатели его таланта из Финляндии, Германии, Латвии… Широко отмечалось в апреле 1941 г. в Эстонской республике 50-летие Харри Париса. Незадолго до того, как Глобке и Ангелус начали составлять списки евреев, семья Парисов справила серебряную свадьбу.
И пришел вызов… Еще до него Кейле запретили ходить по тротуару, ездить в автобусе и трамвае. Для нее были закрыты сады и парки. Ее лишили права ходить в театры, в том числе в «Эстонию», которой ее муж посвятил свою жизнь. Категорически запрещалось пользоваться библиотеками, музеями, кинотеатрами. И все потому, что в соответствии с решением Ханса Глобке, его подчиненные Мяги и Ангелус поставили в паспорт Кейлы Парис штамп с буквой «J» - [jude], потребовали прикрепить желтые шестиконечные звезды Давида диаметром не менее 10 см на левую сторону груди и посреди спины.
И вот пришел вызов … «явиться в полицию и зарегистрироваться как еврей». Семья Парисов прожила вместе больше четверти века. А приспешники Глобке задумали их разлучить. Они даже пригласили Харри в полицию и в издевательском тоне предложили ему как можно быстрее развестись с женой – «неарийкой». Начальник полиции, говоривший по-эстонски, что-то бессвязно лепетал о необходимости «сохранить эстонскую культуру» и пр.
Но Харри и Кейла решили не расставаться.
Это случилось 7 октября 1941 г. В Таллинне уже больше 2-х месяцев люди стонали от коричневой чумы. В этот вечер супруги пригласили гостей, их было немного, только самые близкие. Сестра Харри Хелене позже рассказывала дворничихе Хильде Пешеходовой, что ее брат на вечеринке показался ей каким-то рассеянным. Она даже захотела подольше побыть у Харри, но он уговорил ее уйти домой.
Проводив гостей, Парисы еще недолго пробыли дома, а примерно в 10 часов вечера Кейла спустилась по лестнице и постучалась к Пешеходовой.
Дворничиха открыла дверь.
«Извините за беспокойство, - сказала Кейла и протянула ей ключи от квартиры Парисов.
«Зачем Вы отдаете ключи?» - удивилась Хильда.
«Харри стал каким-то рассеянным, он часто забывает ключи в квартире, - ответила Кейла. – Когда меня нет дома, он не может войти. Мы решили, если Вы не против, оставить у Вас запасные ключи. Вы ведь почти всегда дома, правда?»
Кейла оставила ключи. На следующее утро стало известно, что Парисов больше нет в живых. Дворничиха сразу поняла и цель визита Кейлы, и повод для их последней вечеринки. Актер и его жена прощались с друзьями. Значит, все было заранее продумано…
Заранее… Да, Харри Парис еще раньше решил не расставаться с женой, еще до получения вызова. Похоже, что уже в первые недели оккупации до него дошли жуткие вести о том, что означает в полиции Ангелуса «регистрация» евреев. Сейчас трудно сказать, когда именно в его голове созрел план уйти из жизни вместе с женой. Но три даты нам точно известны, они написаны актером собственноручно. Это предсмертные письма своему другу, актеру театра «Эстония» Альберту Юксипу. Гости Парисов не знали, что рядом со столом, за которым они сидели, находились письма с просьбой к друзьям и близким исполнить его последнюю волю…
Я читал эти письма. Они хранятся в Музее Театра и Музыки. «Дорогой любимый друг Альберт, - пишет Харри Парис 18 сентября 1941 г. своему другу. – По поводу моей смерти и в случае, если это произойдет и с моей женой – то прошу похоронить вместе, в одной могиле на кладбище в Лийва.
Похороните нас по гражданскому обряду, без музыки и цветов, привезите на кладбище на подводе, очень по-простому. Не возите меня в концертный зал, а прямо на кладбище. Пусть на похоронах присутствуют только близкие друзья, пусть не будет пустых слов.
Тебе, дорогой друг, твоим любимым жене и дочурке желаем всего хорошего в дальнейшей жизни.
Живите в счастье и согласии!
Моему театру «Эстония» желаю в будущем большего успеха и процветания.
Всей театральной семье – сердечный привет!
Извини, что беспокою тебя с такой неприятной просьбой. Прощай. Твой давний друг Харри».
Приведенный оккупантами в отчаянное состояние, актер не отослал это письмо другу. Может быть, он рассчитывал, что ему все же удастся как-то спасти жену… Ровно через неделю, 25 сентября, Харри Парис написал добавление к первому письму. Оно касалось завещания. Еще через 10 дней, 5 октября 1941 г., у Парисов созрел окончательный план расстаться с жизнью. В этот день Харри написал своему другу второе предсмертное письмо. «Дорогой Альберт, - писал в нем Харри. – Конец. Прошу похоронить нас вместе с женой в еловом или сосновом гробу. Пусть гроб будет некрашеным, без украшений, просто естественно деревянный. Все, что туда полагается – простыни, две подушки, также одежда, белье и обувь – приготовлено. В «Эстонию» прошу меня не возить. На могилу поставьте только табличку с нашими именами. Если с похоронами возникнут трудности, похороните нас все равно где, но обязательно вместе с женой. Прощай. Твой Харри с женой».
..............
Я рассказал о трагедии одной семьи, которая случилась в оккупированном немцами Таллинне вскоре после расистских распоряжений Глобке.
... Харри Парис и его жена остались вместе.
Альберт Юксип и другие друзья актера выполнили его волю и похоронили их на кладбище Лийва. На общей могиле табличка с именами жертв расизма, датами рождения и смерти. Последняя дата у жены и мужа одинаковая.
Кто скажет, сколько на свете таких могил?
Эрвин Мартинсон
