Mälestused-JutustusedВоспоминания/Рассказы
Memoirs/Stories
Mälestused-Jutustused
Началась эта история так: в 1952 году, во время школьных каникул, мы с папой гостили у моей двоюродной сестры в Черновцах. На местном кладбище папа увидел памятник жертвам катастрофы. И вот там у него возникла идея поставить памятник на кладбище в Таллинне.
Папа начал ходить по инстанциям и добиваться разрешения на установку памятника. В горсовете потребовали проект. Он был составлен, но никто не хотел давать разрешение. Говорили, что есть вечный огонь, общий памятник всем, кто погиб во время войны, и почему это у евреев должен быть отдельный памятник.
Процесс затянулся на годы (см. документы здесь). ). Папа упорно занимался этим вопросом. И вот, наконец, кажется, в 1973 г., Дмитрий Брунс, главный архитектор города, сказал «Я разрешение дать не могу, но сносить мы тоже не будем». И вот в течение одной ночи был установлен памятник. Памятник из отдельных камней, как будто каждому погибшему по отдельному камню…
В 1960-х еврейское кладбище в Рахумяэ собирались закрыть. Было сказано, что это центр города, места для новых захоронений нет и больше здесь захоронений быть
не должно. Существует закон, согласно которому через двадцать лет после последнего захоронения можно закрыть кладбище.
Новый участок для еврейского кладбища был выделен в 22 км от Таллинна за Метсакальмисту и Пярнамяэ. Еврейская община стала волноваться, что пожилым людям будет тяжело посещать кладбище. Они стали хлопотать, чтобы к старому кладбищу присоединили еще кусочек земли, чтобы оттянуть закрытие кладбища еще на 20 лет. Потом присоединили еще кусок земли, потом еще, и кладбище так и не закрыли.
В 1970-х папа сделал рисунок меноры. Муж моей сестры Авивы, Володя Цитрон, работал на судоремонтном заводе. По этому рисунку он отлил её из металла. Менору установили в молельном доме, что у входа на кладбище. Здесь она стоит и поныне.
Папа был председателем общины с 1968 г. по 1978 г. Это была религиозная община. Других еврейских организаций в то время не было. В правление входил Либер Рубинштейн. Он был казначеем.
Очень много сделал для общины Абрам Патурский. Он был электриком и делал все, что надо было для общины. Эти трое и были ее ядром, на них все и держалось. Они очень много работали, ведь это все было на общественных началах.
Я не знаю, был ли папа религиозным. Думаю, что он больше придерживался еврейских традиций. Каждую субботу он ходил в синагогу и много делал для того, чтобы собирался «миньян». Дома отмечались все праздники. На Песах, даже во время войны, мама на электроплитке выпекала мацу.
В Таллинне мацу не изготовляли. Но при еврейской общине всегда можно было ее достать. Несколько старушек пекли мацу дома. Но, конечно, этой мацы хватало только на первые дни Песаха и то не на всех желающих.
А потом, когда еще была карточная система, году в 1955-56, правление договорилось, чтобы в Риге пекли мацу для Таллиннской общины. В то время нельзя было вывозить продукты из одной республики в другую и требовалось разрешение на вывоз муки. И тогда люди стали приносить муку в синагогу, кило-два (давали ведь по карточкам). Был настоящий приемный пункт, записывали кто сколько принес… Эту муку вывозили в Ригу и оттуда привозили столько же килограммов мацы.
В 1941 г. семья Рубановичей (с маминой стороны) была выслана – у них был магазин. Дедушку Беньямина отправили в лагерь (он умер в Севураллаге в 1942 году), бабушку Хану и ее дочерей (маминых сестер) Фриду и Сару выслали в посёлок Слободской Кировской области.
Бабушка умерла в 1946 году и была похоронена в Слободском. Мама с папой хотели поехать на похороны, но для этого требовалось специальное разрешение. Короче говоря, на похороны они опаздали. В Таллинне родители заказали камень и ограду. Спустя какое-то время папа отвез памятник на кладбище в Слободской. Это было маленькое общее кладбище.
И вот в 1967 году папе пришла мысль перевезти останки бабушки в Таллинн. Где-то он услышал, что кладбище в Слободском старое и его собираются закрывать. Он не мог допустить и мысли, что бабушка останется там, на заброшенном кладбище. Папа заказал цинковый гроб и поехал в Слободской. Он поселился в гостинице и начал искать могилу. Пробыл он там неделю, или дней десять, но никак не мог найти её. Он разбил все кладбище на участки, залезал на скамейки, смотрел сверху, все искал тот камень, что привез из Таллинна. Никаких следов. Отчаявшись, он решил вернуться и приехать снова с Фридой Рубанович, маминой сестрой, так как она была в Слободском в ссылке и, возможно, лучше помнила это место. И тут, совершенно случайно, он увидел кусок осевшего красного камня. Так он нашел могилу.
В местной больнице он договорился с санитарками, они надели белые халаты и аккуратно сложили все косточки. Русские старушки, которые были на кладбище, охали и говорили, что такое они видят впервые в жизни. Так останки бабушки переехали в Таллинн.
Папа очень хотел нам привить еврейство. А мы получили советское воспитание и были, к сожалению, очень далеки от всего еврейского. Папа ведь написал целую книгу о еврействе, традициях, праздниках. Он вставал в 5 часов утра и садился писать, лишь бы дети и внуки приобщились к еврейству.
Сколько сил и энергии вкладывал он в дела общины. Ухаживал за могилами на кладбище и не только за могилами родных. Уговаривал людей, которые не ходили на кладбище (а были и такие, не буду называть фамилий), привести в порядок могилу. Дети моей сестры, Авивы Цитрон, ходили по воскресеньям ему помогать. Когда я бываю в Таллинне, то по нескольку раз иду на кладбище и ухаживаю за теми могилами, за которыми ухаживал папа. У меня такое чувство, что я иду к папе, хотя он и похоронен в Иерусалиме.
Папа был человеком с большой буквы, «а менш». Во время эвакуации мы жили под Ташкентом, в Узбекистане. Однажды папа вернулся домой с каким-то грязным, истощённым человеком, которого он подобрал чуть ли не на свалке. Он оказался польским евреем, ни слова не говорившим по-русски. Говорить с ним на идиш было опасно, соседи могли подумать, что мы прячем немца. Его помыли, накормили и он еще долгое время жил у нас. Потом он уехал в Польшу и через какое-то время нашел нас. Мы переписывались, у него была семья, дети. После его смерти переписка прервалась. Сейчас даже не помню его имени…
Папа был хорошим человеком и настоящим евреем.